Россия перед вторым пришествием. Святая земля и Царьград в путях Святой Руси


Дата публикации: 23 марта 2010г.


Часть вторая


Монахиня Серафима (Булгакова): «Война 1914 года началась утром 19 июля, в день памяти преподобного Серафима. Государыня с Великими Княжнами была накануне у всенощной и у обедни (на Дивеевском подворье Петербурга - Сост.) Отошла обедня, только проводили гостей, вдруг звонят из церкви: «Государь в церкви». Он приехал в защитной форме простого солдата и дежурившая в церкви сестра узнала его только потому, что Он вошел вперед Государыни. Все сестры вскочили, на ходу надевая ряски и камилавки. И бегом в церковь.

Государь стоял у иконы преподобного Серафима. Прибежал и батюшка. Запели: «Спаси, Господи, люди Твоя...» Откуда ни возьмись церковь наполнилась толпой народа. <...>

Сестры жили на подворье до лета 1917 года. Шили шелковые рубашки офицерам. Для образца была прислана из Дворца красная шелковая рубашка Государя. Говорили еще, что сестры видели, когда прибежали в церковь, что Государь очень плакал перед образом преподобного Серафима»1.


Протоиерей Сергий Булгаков (1918): «...Верую по-прежнему, что Россия воистину призвана явить миру новую соборную общественность, и час рождения ее мог пробить anno 1914. Далее, не отказываюсь и от мысли, что участие в мировой войне могло оказаться великим служением человечеству, открывающим новую эпоху в русской, да и во всемирной истории, именно византийскую. Но этим, конечно, предполагалось бы изгнание турок из Европы и русский Царьград, как оно и было предуказано Тютчевым и Достоевским...»2.


Как писал Ф. И. Тютчев:


То, что обещано судьбами

Уж в колыбели было ей,

Что ей завещано веками

И верой всех ее царей,-


То, что Олеговы дружины

Ходили добывать мечом,

То, что орел Екатерины

Уж прикрывал своим крылом,-


Венца и скиптра Византии

Вам не удастся нас лишить!

Всемирную судьбу России -

Нет! Вам ее не запрудить!..3


Отец Павел Флоренский (май 1922): «В начале всемирной войны, когда предвиделась близкая возможность завоевания Константинополя, в кругах, притязающих на исключительную верность каноническому строю, с большою тревогою разбирался вопрос, как же быть тогда с Константинопольским Патриархом, которого мудрено подчинить Святейшему Синоду, а вместе с тем не складно и сделать верховною главой Русской Церкви. При этом молчаливо предполагалось, что существование в пределах одного православного государства двух независимых друг от друга духовных владык, не подчиненных и высшему их, безусловно недопустимо. Кажется, из-за этого затруднения иные были даже готовы отказаться от Константинополя. Но почему они не подумали о таковом же сосуществовании в одной Оттоманской Империи четырех патриархов и соответственно - четырех независимых глав»4.


Архиепископ Никон (Рклицкий † 04/17.09.1976), Вашингтонский и Флоридский писал в своей работе о владыке Антонии (Храповицком † 28.07/10.08.1936): «В 1916 г. исход войны, уже казалось, был предрешен. Каждому было ясно, что Германия истощает последние силы и скоро близится победа. В Св. Синоде уже обсуждался вопрос о том, кому будет принадлежать Константинополь, и, если он войдет в состав Российской империи, то что делать с Вселенским Патриархом. Высказывались мнения, что следует оставить ему титул экзарха Константинопольского с подчинением Св. Синоду, как это произошло с Грузинским католикосом в свое время.

Для обсуждения этих вопросов был приглашен владыка Антоний,5 хотя в Св. Синод его тогда почти не вызывали. Владыка резко выступил против таких мнений, он считал, что скорей Российский Св. Синод должен войти в состав Константинопольского патриархата, а не наоборот»6.


Архиепископ Антоний (Храповицкий) писал в 1916 г.: «Для нас же русских, напротив, только тогда получится нравственное удовлетворение в случае победоносного исхода войны, если священный град Равноапостольного Константина и кафедра Первенствующего иерарха всего мира опять восстановит свое значение, как светильника православной веры, благочестия и учености, и будет собою объединять славянский север, эллинский юг и сиро-арабский и грузинский восток, а также привлекать к возвращению в церковь русских раскольников, болгарских отщепенцев, австрийских униатов и восточных еретиков-монофизитов разных наименований. <...>

Константин основал Царьград, другой Константин его поневоле отдал злым варварам; Константин же, по давнишнему преданию греков, должен его возвратить христианству и эллинизму; ради этой идеи греческие патриоты дерзнули даже на преступление цареубийства, чтобы ускорить ожидаемое событие, но Господь не нуждается в грехе для исполнения Своей воли (Сир. 15:11-13), и мужественный поход балканских христиан против агарян 3 года тому назад окончился братоубийственным междоусобием, не достигнув конечной цели.

Видимо, Господь желает смирить нетерпеливых греков тем, чтобы не по их замыслу и не их силою возвращена была им древняя столица, но, как Иаиль завершила победы Варака, так и увенчание векового освободительного движения христиан от турок, т. е. освобождение Константинополя и возвращение его эллинам в качестве великодушного дара должно быть совершено Россией. Скептики на это ответят: «Ты теперь так говоришь, потому что России теперь нужна помощь греков против болгар и турок, а она, конечно, немедленно будет дана первыми, если им обещать «Царьград».

Нет, я так говорю не теперь, но развивал эту мысль довольно подробно еще в апреле месяце в Петрограде в одном высоком собрании, когда взятие Константинополя почиталось делом нескольких предстоящих дней, причем имелись сведения, что союзники присудили его в собственность России. Я тогда еще доказывал, что град Константина должен быть отдан своим историческим владельцам эллинам, а Россия должна только сохранить проливы, как Англия владеет Гибралтаром. Доказывал я это не на основании политических расчетов настоящей войны, ибо тогда господствовала полная уверенность в немедленном одолении Турции и Германии, - а на совсем других основаниях. <...>

Не радует меня девиз: «изгнание турок из Европы». Что такое Европа? Кому она нужна? С какими нравственными ценностями совпадает это географическое понятие? Изгнать турок из Европы и оставить им всю православную Анатолию? Св. Землю? Антиохийский Патриархат?

Не Европу только надо очистить от турок, а весь Православный Восток: Господень Гроб, Голгофу, Вифлеем, Дамаск, Бейрут и вообще все православные епархии. Если в настоящую войну удалось бы только очистить от них Константинополь, то на это следовало бы взирать лишь как на первый этап освобождения христианства и непременно обеспечить за собою сильный и постоянный натиск на дальнейшие пределы турок, населенные православными греками и православными арабами.

Первое возможно лишь в том случае, если Россия восстановит Византийскую Империю, объединив теперешнюю свободную Грецию с Царьградом под мирскою властью Самодержца-грека и под духовною властью Вселенского греческого Патриарха,7 - и тем отблагодарит эллинский народ за то, что он некогда освободил нас от рабства Диавола и ввел в свободу чад Божиих, соделав нас христианами. Патриарх останется пастырем своих многочисленных  малоазийских епархий и епархий Свободной Греции, а Византийский Император со своим народом не успокоится до тех пор, пока не возвратит этих епархий в свое подданство, пока не объединит весь эллинский народ в одном государстве. Тогда Россия получит себе надежного и преданного союзника в исполнении другой своей задачи на ближнем Востоке. Она должна овладеть широкой лентой земли от южного Кавказа до Дамаска и Яффы и овладеть Сирией и Палестиной, открыв для себя берег Средиземного моря и соединив его с Кавказом железными дорогами. Без преданного и сильного своей энергией союзника этого сделать, а тем более сохранить, невозможно, ибо при иных условиях греки будут самыми неукротимыми противниками такого движения России на восток, да оно просто сделается физически невозможным.

Таковы соображения политические, внешние. Как более простые, они изложены нами сначала; но обратимся к более глубоким и серьезным основаниям, имеющим силу не только в настоящий век, но и для веков дальнейших. Русское правительство, представительное и исполнительное, русское общество и русское земство оторвалось от русской истории, от нашей народной культуры. В некоторой степени то же должно сказать и о нашей духовной школе и даже о нашем ученом духовенстве. Все это колебалось между французским республиканством и немецким социализмом, и в этих увлечениях сдерживалось такими деятелями и мыслителями, как Катков, Победоносцев, Грингмут, т.е. проповедниками полунемецкого абсолютизма Николаевской эпохи, но никак не церковной культуры эпохи Алексея Михайловича, не последователями Хомякова и Достоевского. Впрочем, ни наши псевдолибералы, ни наши консерваторы полустолетия не печалились о своем разъединении с народом, с Церковью и с нашими предками до последнего года. Но вот открылась война, «настало время все освещающее» и искренние мыслители из русских людей уже органически не могут себя считать последователями и проводниками европейской, т.е. немецкой культуры, - культуры силы, борьбы за существование и только внешней техники при чисто животном себялюбии и чувственности. Явилась страшно сильная потребность в опознании своей, русской культуры; готовы даже признать и ненавистное им дотоле православие, пишут статьи и стихами, и прозой о русской жизни, о русской общественности, об ее глубокой противоположности жизни европейской, основанной на римском праве, т.е. на язычестве; но дальше общих фраз почти не идут и идти не могут. Почему? Потому что не имеют материала для определения самой основной разности между Россией и Европой, той глубокой разности в понимании христианства, которую наши плохонькие богословские курсы доныне определяют по Окружному Посланию Фотия, т.е. по памятнику IX века, когда разность заключалась в нескольких мелочах.

Так неужели нам нужно греков, чтобы понять свое Православие? Да, непременно нужно! Православие многие из нас вмещают в своем сердце лучше греков, но вмещают его, как молитву, как подвиги смирения и милосердия, как устроение благолепия церковного, а православного сознания, выраженного в ясных определениях в противовес заблуждениям Запада, - православной гражданственности, т.е. форм общественной и школьной жизни, согласованных с неповрежденным пониманием христианства, у нас нет в русском обществе и почти нет в русских академиях. Мы хорошие христиане, но мы не философы, а чтобы противопоставить свое чужому, воровски вошедшему в нашу жизнь, нужно не только тепло чувствовать, но и ясно мыслить и точно выражаться. Греки это умеют делать. Возьмите их даже современные толкования Св. Писания (преп. Анфима Цацоса и Анфима Иерусалимского): вы здесь видите творчество религиозной мысли, как у древних отцов, а в толкованиях русских либо средневековую схоластику, либо плагиаты с бездарных, безыдейных немецких диссертаций, где говорится о шрифте, о разночтениях - и никогда о религиозном смысле Божиих речей.

«Но ведь богословие - это не то, что народная культура», - возразят нам. Конечно, одним богословием не возродишь народную жизнь, да и самое-то богословское возрождение гений эллинов не может нам дать в два года. Но нам необходимо приложить все усилия к воссозданию Византийской Империи (а конечно, не пакостной Афинской конституции) для того, чтобы постановленный в условия мирного процветания греческий гений и в богословии, и в философии, и в праве, и в гражданских и общественных обычаях дал бы всестороннее освещение жизни сознательно воспринятым Православием, т.е. неповрежденным христианством, а не той смесью его с римским язычеством, какую содержат европейские народы со времен Ренессанса доныне, причем христианские начала у них все тускнеют, а языческие крепнут.

От языческого Рима нам вот чему надо поучиться. Это железное государство, распространяясь все шире и шире по известному тогда миру или вселенной, не спешило поглощать и уничтожать культуры и государства, а напротив, где встречало здоровую и убежденную религию и культуру, там даже усилия прилагало к тому, чтобы даже пересадить к себе те идеи, обычаи, наконец тех людей, которые могли бы быть полезны всемирному городу и вселенной. Боги этих народностей находили себе место в Римском пантеоне, а гениальные люди допускались к высшим чинам и даже к сану императора, если могли принести государству великую пользу. И так в интересах правды, в интересах религии и науки, наконец, в интересах чисто русских национальных Константинополь должен быть сделан столицей Византийской Империи и все греческие провинции Балканского и Малоазийского полуостровов должны быть в нее включены.

Иное дело Сирия и Палестина. Здесь православных христиан в двух патриархатах всего только 500 тысяч, почти все они арабы. Конечно, должно тоже оберегать и их язык и их приходские общины, но не должно препятствовать поселению там русских земледельцев и ремесленников, очищая для них и пустыни и магометанские поселения, которые, впрочем, и сами начнут быстро пустеть под русским владением. Если это будет сделано, то не пройдет и десяти лет, как вся Палестина и Сирия обратятся во Владимирскую или Харьковскую губернию. Народ наш так и ринется поселяться в страну, где жил наш Спаситель, Его Пречистая Матерь, Апостолы, пророки и мученики. Там будет уже место для чисто русской культуры, для русской речи, для русской торговли и промышленности, в частности, две последние отрасли обильною лавою польются по Волге и Каспию через Кавказ к Средиземному морю и обратно. Пустынная местность вновь процветет, как «земля, текущая медом и млеком», а всякий русский христианин сочтет долгом раз в своей жизни отправиться на поклонение Живоносному Гробу; даже наши баре и барыни забудут о Карлсбадах и Парижах и будут знать Иерусалим, Вифлеем, Назарет.

Вот тогда со всею силою проснется русское самосознание; наука и поэзия возвестят миру о чувствах и молитвах русской души, и исполнятся чаяния последних Рюриковичей и первых Романовых о том, что Московскому царству суждено быть Третьим Римом, а четвертому Риму не бывать»8.


Но, по словам протоиерея Сергия Булгакова (1918): «Произошло то, что Россия изменила своему призванию, стала его недостойна, а потому пала, и падение ее было велико, как велико было и призвание.9 Происходящее ныне есть как бы негатив русского позитива: вместо вселенского соборного всечеловечества - пролетарский интернационал и «федеративная» республика. Россия изменила себе самой, но могла и не изменять. Великие задачи в жизни как отдельных людей, так и целых народов вверяются их свободе. Благодать не насилует, хотя Бог поругаем не бывает» 10.


Сущность измены охарактеризовал в своей предреволюционной брошюре владыка Антоний: «...Современный «национализм» в русском обществе, в политической партии такого наименования и в литературе всячески старается совершенно отрешить себя от вероисповедного начала, от Православия <...> и открыто провозглашает себя «зоологическим», т.е. беспринципным национализмом, союзом государственной и племенной самозащиты - и только. Затем, впрочем, что, перенося свой патриотизм на почву такого безрелигиозного, а только юридического и экономического жизнепонимания, наши писатели, ораторы и деятели должны бы именоваться не националистами, но антинационалистами, строителями не исторической России, а Петроградской, не Святой Руси, а русской Англии или Германии, русского языческого Рима, т.е. сотрудниками евреев, Вильгельма, а не русского православного народа. Для них Константинополь является только морскою крепостью и торговым портом, а не святыней всего Православного мира вообще и нашего народа в частности»11.

В результате русской катастрофы 1917 г. восторжествовал проект английского правительства, вкрадчиво «подсказанный» иудейским капиталом, о заселении евреями Палестины, вполне осуществленный лишь после Второй мировой войны в результате совместных усилий Гитлера, Сталина и западных союзников по антигитлеровской коалиции. («...Предоставить Палестину евреям, как советуют некоторые глупые националисты, не понимая того, что русскому народу легче было бы отдать евреям Харьковскую губернию или Нижний Новгород, чем отечество отвергнутого ими Спасителя»12, - так писал еще в 1916 г. владыка Антоний, словно провидя итоги обеих мировых войн.)


Протоиерей Сергий Булгаков (Царьград. 17/30.03.1923): «Я любил Царя. Хотел Россию только с Царем, и без Царя Россия была для меня и не Россия. Первое движение души - даже подсознательное, настолько оно было глубоко - когда революция совершилась и когда по-прежнему раздавались призывы: война до победного конца, было таково: но зачем же, к чему теперь и победа без Царя. Зачем же нам Царьград, когда нет Царя. Ведь для Царя приличествовал Царьград. <...> И мысль о том, что в Царьград может войти Временное Правительство с Керенским, Милюковым, была для меня так отвратительна, так смертельна, что я чувствовал в сердце холодную мертвящую пустоту»13.

(«У входа в Царьград». 22.12/04.01.922/1923): «Здесь ключ к мировой истории, здесь Иустиниан, здесь Константин Великий, здесь: Иоанн Златоуст, Фотий, Византия и ее падение, здесь узел политических судеб мира, и доныне не распутанный, а еще сильнее затянутый!»14.

(Константинополь. 09/22.01.1923): «Но как София была создана, когда не было еще разделения Церквей, так и возвращена <будет> христианскому миру лишь, когда его не будет: как этого не понимали наши славянофилы, что нельзя Церковной провинции иметь храмом Софию. Единственная Церковь должна породить единого Белого Царя, но этот Царь есть историческое задание и мечтание востока, которое трагически не удавалось до сих пор, и под развалинами царства рассыпалась и Церковь, за вторым Римом рушится Третий, но воскресает новый Рим, который в едином древнем Риме получил свои бармы, а Москва только промежуточная точка в пути...»15.

(Константинополь. 09/22.01.1923): «София есть Храм вселенский и абсолютный, она принадлежит вселенской Церкви и вселенскому человечеству, и она принадлежит вселенскому будущему Церкви. А теперь, пока нет явления вселенской Церкви в ее силе и славе, в век раскола церковного и внутреннего, в век распадения и обособления, отнят он у христиан и отдан местоблюстителям. И снова: какая слепота, какая детскость была у нас, <...> когда приготовили уже, говорят, крест в Петрограде, может быть, даже и указ Св. Синода об утверждении креста на Храм... Окровавленными сапожищами вступивши в Софию,16 завести в ней свои порядки, или пробовать синодальным хором покорить и убедить эти стены! Но в гневе воззрел Господь на дела сынов человеческих и посмеялся им. Правы пути Твои, Господи! Одно из двух. Или София есть лишь археология, архитектурный памятник с начавшимся уже неизбежным разрушением, и тогда вся эта затея воздвигать крест на ней была только великодержавным честолюбием, - однако против этого говорит София сама, здесь слышится зов Божий, веление Божие, непреложное обетование, София живет Божественной, бессмертной жизнью - София есть потрясающий факт христианского сознания для всех времен. Или София действительно есть то, что она есть, Божественный символ, пророчество, знамение. У старообрядцев есть мудрое, как я вижу теперь, верование, что восстановление креста на Софии (конечно, не циркулярно-завоевательное, но всемирно-историческое) означает конец истории. Если освободить эту мысль от эсхатологического испуга, ее окрашивающего, и выявить скрытое в ней видение, то она означает, что София станет осуществима лишь в полноте христианства, то есть в конце истории, когда явлен будет ее последний и зрелый плод, и сверкнет в мире православное Белое Царство»17.


«Белый Царь», «Белое Царство» - не раз появляются на страницах работ о. Сергия Булгакова. Вспоминая «подъем любви к Царю» с началом первой мировой войны, в 1923 г. он писал: «Для меня это было явление Белого Царя своему народу, на миг блеснул и погас апокалиптический луч Белого Царства. Для меня это было откровение о Царе, и я надеялся, что это - откровение для всей России. В газетах стали появляться новые речи о примирении власти (читай: Царя) с народом, за этим последовали восторженные студенческие манифестации. Улицы столиц увидели неслыханное в истории зрелище: манифестация молодежи с Царским портретом и пением гимна. Государь ответил на студенческий привет достойной и теплой телеграммой. Мое сердце рвалось от восторга. Тогда я написал сумасшедшую статью («Родина») в газету «Утро России», в которой промелькнули слова о Белом Царе. Статья была замечена, что называется спущена с рук, но не одобрена зоилами, я попал на черную доску монархизма (а некий Дориан Грей от профессуры, Г. Г. Шпет прислал мне ругательное письмо за «Белого Царя»; в нем характерно выразилась злоба и презрение, которое питает нигилистическая душа к светлому образу)»18.


«У нас Белый Царь - над царями Царь.

Почему ж Белый Царь над царями Царь?

И он держит веру крещеную,

Веру крещеную, богомольную,

Стоит за веру христианскую,

За Дом Пречистыя Богородицы, -

Потому Белый Царь над царями Царь.

Святая Русь-земля всем землям мати:

На ней строят церкви апостольские;

Они молятся Богу распятому,

Самому Христу, Царю Небесному, -

Потому Свято-Русь-земля всем землям мати.

А глава главам мати - глава Адамова,

Потому что когда жиды Христа

Распинали на лобном месте,

То крест поставили на святой главе Адамовой»19.


1.  Дивеевские предания. М., 1992. С. 24-25. Литературная обработка А. Н. Стрижева.

2. Булгаков С. Н. Христианский социализм. С. 237.

3. Литературное наследство. Т. 97. Кн. 1. М. 1988. С. 227.

4. О. Павел Флоренский. Философия культа // «День». 1992. № 28. С.5.

5. Архиепископ Антоний в письме Киевскому митрополиту сообщал: «Получил сегодня телеграмму от В. К. Саблера: «Св. Синод поручил просить Вас прибыть в Петроград на несколько дней к 18 апреля для обсуждения доклада проф. Соколова». Я ответил: «Прибуду 17 апреля». Соколов, конечно, будет доказывать о Царьграде, который русским все равно не отдадут англичане, да и лучше, чтобы не отдавали, ибо, что хорошего обращать Св. град тот во второй Петербург и уничтожать там патриаршество, плодить наши глупые семинарии, часовые всенощные, концерты Бортнянского. Но ехать надо» (Архиеп. Никон (Рклицкий). Жизнеописание блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Гапицкого. Т. IV. Нью-Йорк. 1958. С. 44.).

6. Письма Блаженнейшего Митрополита Антония (Храповицкого). С.53.

7. То есть вопреки Ф. И. Тютчеву, представлявшему развитие событий следующим образом: «...И своды древние Софии в возобновленной Византии вновь осенят Христов алтарь. Пади пред ним, о Царь России, - и встань как всеславянский Царь!» («Пророчество», 1850). Или К. Н. Леонтьеву, считавшему, что на кафедру Вселенского Патриарха следует поставить русского монаха. Интересно, что, по сути, тот же подтекст наличествует в последней статье (1944) Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского). - Сост.

8. Архиеп. Антоний (Храповицкий). Чей должен быть Константинополь? С. 6-12

9. Л. А. Тихомиров (1852-1923), крупный идеолог монархизма (1907): «В Апокалипсисе, 17 глава, явление Жены Любодеицы скорее происходит как бы в некоторый определенный момент, и уж во всяком случае Тайнозритель увидел ее «в пустыне», то есть в то время, когда Церковь укрылась в среду язычников <...> Явление ее очень возможно предположить в пятую (Сардийскую - Сост.) эпоху, если только Жена Любодеица есть действительно павшая Церковь.

Однако я не уверен, что это была Церковь. Древнейшие толкователи Апокалипсиса, компилируемые Андреем Кесарийским, считают Жену Любодеицу некоторым Царством. В самом Апокалипсисе она называется «городом, царствующим над царями земными». Но если это царство, то очевидно такое, которое было раньше очень тесно связано с Богом, со Христом, наподобие Церкви. Иначе предание себя не Богу, а благам земным, во всяком случае, не было бы «изменою», не было бы «прелюбодейством». Прелюбодеянием обозначается в Библии поведение Израильского народа, но никак не Персидского или какого иного царства, никогда и не вступавших с Господом в обручение Завета. Прелюбодеицей является у пророков «Дева Израиля», но не «Дщерь Вавилонская».

Если принять во внимание все это, то скорее всего можно представить себе, что Жена Любодеица есть никто иной, как Россия, изменившая Богу. Ни одна нация не сливала так своего гражданско-политического бытия с церковным, как Россия. Только древний Израиль представляет с нею в этом аналогию, ибо даже Византия несла в себе наследство политического учреждения - древнего Рима, а Россия, подобно Израилю, родилась вместе с обручением Господу.

Если это печальное предположение верно, то и суд над великой Любодеицей, и ее уничтожение 12 царями, вассалами антихриста, все это должно исторически быть относимо к судьбам России. Впрочем, это судьбы, еще предстоящие в будущем, так как относятся к седьмой (Лаодикийской - Сост.) эпохе. Появление же России в качестве Жены Любодейной (если только это она) должно в этом случае отнести как раз к нашей, пятой (Сардийской - Сост.) эпохе» (Тихомиров Л. А. Апокалиптическое учение о судьбах и конце мира // «Христианин». Сергиев Посад. 1907. № 9. С. 94-95.).

10. Булгаков С. Н. Христианский социализм. С. 237-238.

11. Архиеп. Антоний (Храповицкий). Чей должен быть Константинополь? С. 6.

12. Архиеп. Антоний (Храповицкий). Чей должен быть Константинополь? С. 8.

13. Булгаков С. Н. Христианский социализм. С. 295-296.

14. О. Сергий Булгаков. Из «Дневника» // «Вестник РХД». № 129. 1979. С. 241.

15. Там же. С. 251.

16. Прот. Сергий Булгаков (Константинополь. 8/21.4.1923): «Грешникам дать Софию нельзя, это была бы безсмыслица истории» (О. Сергий Булгаков. Из «Дневника» // «Вестник РХД». № 130.1979. С. 271.). - Сост.

17. «Новый мир». 1989. № 10. С. 244.

18. Булгаков С. Н. Христианский социализм. С. 307-308.

19. Голубинная книга. Русские народные духовные стихи XI-XIX. С. 37


Россия перед вторым пришествием > Катастрофа и ее духовный смысл: ... «Не прикасайся к помазанным Моим» (Духовный смысл цареубийства) «Удерживающий теперь» «Удерживающий теперь». Часть вторая Фатимская тайна Святая земля и Царьград в путях Святой Руси Святая земля и Царьград в путях Святой Руси. Часть вторая